Сегодня в Ингушетии была на митинге, посвященном Дню памяти и скорби 23 февраля. 81 год назад в этот день ингушей депортировали в Казахстан и Среднюю Азию. Депортация затронула каждую ингушскую семью. Это реальность, которую не спрячешь и не вымараешь из учебников истории. И этот день помнят во всех ингушских домах.

Но на торжественном митинге выступили только двое: глава РИ господин Калиматов и председатель Народного Собрания Магомед Тумгоев. Из выступления главы, как всегда косноязычного и банального, запомнилось только констатация: ингушей хотели развеять и это не должно повториться.

Выступление г-на Тумгоева не слышала. Меня подозвали старейшины из Совета тейпов и их председатель, он так искренне благодарил меня за участие моих проектов в жизни Ингушетии, что приятно было до слез. Пригласил приходить на заседания. Я извинилась за то, что пришла в брюках. Объяснила, что несколько тысяч километров за рулем в морозы преодолела и репортерский вид — суровая необходимость. На что взрослые мужчины заметили, что я – гость, и мне подобное разрешено.

Потом ректор исламского университета Джабраил Мухлоев читал дуа – это был самый трогательный момент. Невероятную бурю эмоций испытываешь, видя лица молящихся. Боль, скорбь, принятие неизбежности и вера в возвращение, —  все это 81 год назад испытали родные каждого из стоящих на митинге. И далеко не все из них смогли увидеть родную землю десятилетия спустя…

Затихли последние строки дуа и… на этом — все! Митинг закончился. По времени занял примерно полчаса.

Самое загадочное для меня случилось, когда я случайно (клянусь! мне же хотелось сделать больше фото) оказалась рядом с главой. Я радостно поздоровалась. Он ответил, а потом я услышала, как он говорит на ингушском: «А эта откуда взялась? Спрячьте ее!».

За 16 лет работы в Ингушетии язык хоть немного, но понимаю. Я огляделась, прикинув, куда же меня будут здесь прятать. Отошла на всякий случай поближе к друзьям и стала с ними общаться.

Но потом началось «шоу». Ко мне стали подходить молодые люди со строгими лицами, видимо, из охраны Калиматова. Один попросил «уйти подальше», так как я в брюках. Я возразила, что мне разрешили старейшины. Потом подошёл еще один и спросил кому цветы. Я объяснила, что охапка гвоздик привезена для возложения к мемориалу в знак уважения к памяти жертв депортации. Потом подскочил еще один и … попросил не подходить к главе. У меня глаза на лоб полезли. А я хотела? Заверила, что и не собиралась, что не нужно мне это от слова совсем.

Он, наверное, был шокирован: не нужно и не собиралась? Как так? А вот так! Причем, поймала себя на том, что мне неинтересен сам факт его присутствия, потому что очень легко считать, что он скажет и как оправдываться начнет при малейшем намеке на критику. Калиматов не замечает, что стал карикатурным в своем стремлении соответствовать официальной позиции – в республике все по плану и по графику в рамках бюджета? Смешно, поскольку все прекрасно знают, как на самом деле обстоят дела. И окружение заточено по него —  тоже смешные. «Главы приходят и уходят, а народ остается», — прокомментировала я просьбу молодого человека. И, кажется, это произнесла громко вслух на весь митинг.

Рада была встрече и общению на митинге с моими многочисленными друзьями и знакомыми. Осталась бы и дольше, но торопилась в гости к уважаемому Баматгирею Манкиеву. И не переставала улыбаться: ну какой же все-таки смешной этот глава. Сочувствую его окружению.

На митинге ко мне подошёл кто-то из телевизионщиков и попросил сказать несколько слов как гостя. Конечно, согласилась. Сказала, как важно для меня — русской — попросить прощения у всех ингушей и чеченцев: живых, мертвых, нерожденных за черную среду — 23 февраля 1944 года и почтить их память именно у ингушского мемориала репрессированным народам. И, надеюсь, и прилагаю усердие, чтобы прощение у ингушского народа попросили и на государственном уровне. И не просто слова нужные нашли, но и решения долгожданные, выстраданные, справедливые последовали.

А теперь — фото и видео с митинга.